[responsivevoice_button voice=»Russian Female» buttontext=»Послушать»]
75 лет назад закончилась самая кровопролитная война в истории нашей Родины. Нет ни одной семьи, которую бы она не затронула тем или иным образом.
С этого номера мы открываем рубрику «Война в истории моей семьи», где потомки смогут рассказать о героях Великой Отечественной, которыми были их отцы, деды, матери, бабушки, воевавшие на фронте, ковавшие Победу в тылу, а также те, кто детьми пережил ужас той войны. Если у вас сохранилась семейная реликвия, связанная с этим временем, предлагаем также рассказать о ней. Эта наша публикация подготовлена как раз на основе такого предмета.
Низам Галимьянович Галимьянов родился в Белокатайском районе Башкирской АССР, оттуда же в 1942 году был призван в армию. До войны окончил семь классов, затем курсы бухгалтеров и работал в промартели бухгалтером. Воевал на Белорусском фронте, летом 1942 года попал со своим взводом в окружение. Два года провел в плену. Вернувшись с войны, описал в своем дневнике этот период времени. Семейной реликвией с нами поделилась семья Мухарамовых из с. Арасланово. В этом селе Низам Галимьянович после войны создал семью, работал в школе, почтовом отделении. Его не стало в 1964 году, ему было всего 42 года. Н. Г. Галимьянов является зачинателем музыкальной династии: с музыкой так или иначе связаны все его дети, внуки, правнуки.
Свой дневник Н. Г. Галимьянов вел на башкирском языке. Записи на русский язык перевела его старшая дочь Танзиля. Начинаются они с попытки советских солдат выйти из окружения. Это происходило недалеко от города Миллерово (Ростовская область) в июле 1942 года.
«Я попал в плен»
— В одну из ночей около полусотни наших солдат решили прорваться через фронтовую линию к своим. Стояла темная ночь. Хотя поле, которое предстояло преодолеть, было широкое, немцы не оставили места для прохода. Нас обнаружили и начали беспорядочную пальбу. Пришлось прилечь к земле. Над головой со свистом пролетали пули, нельзя было сделать ни шагу. Выждав момент, мы разделились на небольшие группы и разбежались по лесу.
Утром 19 июля мы увидели, что немецкие пехотинцы направляются по дороге в нашу сторону. К счастью, они прошли дальше, не заметив нас. Чуть позже недалеко от нас встали на отдых несколько взводов. Группа немцев, осматривая каждый куст, начала брать в плен наших товарищей. Мы вчетвером спрятались среди кустов, заранее оставив ружья под деревом. Они нашли нас и прикладами заставили встать. Это были румынские солдаты. Они начали обыскивать нас, но ничего не нашли, кроме фотографий в карманах. Их они вернули.
Потом подъехали несколько конных немцев и спросили у одного из нас по-немецки: «Еврей?» Он ответил: «Да, еврей». Его схватили, начали избивать нагайкой и чем попало. Мы думали, нас тоже будут бить, но нас не тронули, а, построив, повели в неизвестность. Еврея увели отдельно от нас. Его постоянно то кнутом били, то наезжали на него конем, а он падал и шел… Пройдя два-три километра, мы увидели деревню. Там находилось около трехсот-четырехсот наших солдат. Скоро послышался звук автоматов. Это расстреливали евреев. Нас немцы в деревню не пустили, а, приведя к оврагу, велели спать. Так 19 или 20 июля 1942 года я попал в плен и лег спать под охраной.
Вместо котелка пилотка, вместо еды — жижа
— Утром я начал искать людей из своего взвода и нашел двух солдат. «Оказывается, и Вы попались, товарищ лейтенант», — посочувствовали они. Что стало с другими нашими товарищами, они не знали. Скоро нас снова построили и под охраной повели вперед. Мы проходили через деревни, в которых встречали женщин с ведрами воды. Очень хотелось пить, но немцы не давали женщинам возможности подойти к нам. Их, отгоняя, били и отталкивали подальше от нас. На второй день ходьбы нам, наконец, дали отдохнуть. С кружками воды нас ждали старушки. Видимо, мы не первые проходили мимо них. Мы досыта напились и отдохнули.
Здесь же я увидел знакомое лицо. Это был земляк из Белокатайского района, из д. Старая Маскара — Мухамадьяр Зарипов. С этого дня мы с ним стали неразлучными. Все это время нас не кормили. У меня не было ничего съестного, а дядя Мухамадьяр имел немного муки, хлеба, соли, а еще котелок и кружку с ложкой. Он всем делился со мной, так и прожили несколько дней.
Посреди оврага текла река. Пленные расположились с обеих ее сторон. Нас охраняли часовые с автоматами, был и станковый пулемет. Люди умудрялись разжечь костер и что-то варить. Наконец нас решили накормить. Около ста человек погнали на гору к котлу. Повара поварешкой с большой ручкой раздавали суп, приготовленный из гнилой пшеницы и мертвой конины. Кому налили в посуду, должен был отойти, иначе получал прикладом по голове.
У меня посуды не было, поэтому я снял пилотку, в нее и налили суп. Жижа сразу начала протекать через ткань. В пилотке остались лишь недоваренная пшеница и кусок кости без мяса. Я руками съел пшеницу и долго грыз кость. Зубы тогда еще были. С тех пор один раз в день нас начали кормить. Я каждый раз наливал в пилотку и ел. На второй день кормления нам дали и хлеб: одну булку на десятерых. Из-за скудного питания люди начали худеть. Внутри лагеря образовалось что-то типа базара, где меняли вещи. Табачники, например, обменивали еду на табак. Такие люди вдвойне вредили себе. Они обессилевали.
Работа — это еда
— По утрам немцы начали забирать пленных на работу. Попасть туда хотели многие, но удавалось не всем. Там можно было поесть или принести с собой дров.
Шли дни за днями. Нас никуда не отправляли. Однажды трое пленных решились бежать из лагеря и поползли вниз по течению реки. Немцы их обнаружили и на самой горе перед всем лагерем их расстреляли. После расстрела никому уже не хотелось бежать.
Евреев держали хуже, чем нас. Их отделили ото всех, заставили выкопать яму. В этой яме они спали. Заставляли выполнять самую грязную работу: чистить туалеты, хоронить мертвых. Покоя им не давали, а кормили после всех остатками пищи. У них и посуды не было. Позже их всех куда-то увели.
Через двадцать дней всех построили и отделили русских, украинцев и белорусов от людей других национальностей. Мы оказались вместе с кавказцами, удмуртами, башкирами, узбеками, татарами. Через несколько дней после этого пленных начали отправлять в Германию. Я в первый эшелон не попал. Людей в лагере стало меньше, нам стали давать чуть больше еды.
Увезли в Германию
— Август. Вот я и попал в эшелон, в один вагон с земляками, дядя Мухамедьяр тоже с нами. Мы договорились не расставаться и везде быть вместе. Нас посадили на открытую платформу. Народу было много: ни сесть, ни лечь. Не знаю, сколько дней ехали. Доехали до города Проскурово (Украина). Сам город мы не увидели. Нас всех затолкали в лагерь, обнесенный колючей проволокой. Внутри стояли большие двухэтажные казармы, переполненные пленными. Нам пришлось спать на улице.
В один из дней пришли комендант лагеря и переводчик. Они велели выйти вперед всем офицерам и встать в отдельный строй. Офицеров набралось много. Я тоже встал в строй. Так я расстался с земляками. Нас надолго не задержали: погрузили в вагоны и повезли. Не знаю, сколько дней ехали. Привезли в город Владимир Волынский. Там тоже был лагерь с большими казармами, окруженный колючей проволокой. Там нас всех закрыли.
Продолжение следует
